В.Казимиров

БЕРЕГ, БОГАТЫЙ ОТКРЫТИЯМИ

 

 

 

Так исторически сложилось, что в Центральной Америке (ЦА), в регионе сравнительно небольших и во многом долго зависимых государств, позднее других вышедшем на контакты с нашей страной, почти всегда первой в этом отношении оказывалась именно Коста-Рика. Первая протокольная переписка между главами двух государств. Первый почетный консул в Сан-Петербурге. Первой установлены дипломатические отношения. Первое торговое соглашение. Первое в регионе наше посольство. Первое соглашение о научном и техническом сотрудничестве. Не уверен в том, что перечень «первородства» этим исчерпан, а вот исключений, чтобы другая страна ЦА обогнала Коста-Рику, не знаю. Взлёт связей с сандинистской Никарагуа в 80-е годы прошлого века не в счёт - из-за своей специфики.

Случайные совпадения? Или какая-то закономерность? Особая тяга к русской культуре? Или к поискам социальной справедливости? Думается всё-таки, что основа для серии «совпадений» есть. Прежде всего, дело в том, что основное большинство населения Коста-Рики составляли и составляют выходцы из Европы и их потомки. В отличие от других стран Центральной Америки, где тоже было немало мигрантов, но на порядок больше процент населения местного, индейского происхождения. Потомки выходцев из Европы ещё долгое время тяготели к поддержанию связей с прародинами, с европейской культурой, имели более широкий кругозор, чем их соседи. В Коста-Рике больше толерантности и демократичности, десятилетиями лучше поставлено образование и здравоохранение. Из поля зрения костариканцев не выпадала и далёкая, но огромная страна в Евразии. Характерно, что вначале было больше инициатив с их стороны.

Отсчёт контактов между Россией и Коста-Рикой ведётся с 1870-72 гг. 7 мая 1870 г. министр иностранных дел Лоренцо Монтуфар сообщил своему российскому коллеге А.М.Горчакову о сформировании нового правительства Коста-Рики и препроводил послание Временного главы Республики Бруно Каррансы императору Александру П. Однако оба письма остались без ответа. Если представить, сколько времени заняла тогда доставка посланий в Петербург, не приходится удивляться тому, что ответа не поступило. Дело в том, что вскоре Б.Карранса был свергнут военными.

25 мая 1872 г. новый президент Коста-Рики генерал Томас Гуардиа Гутьеррес направил тому же русскому царю послание о своем вступлении на это пост, а 10 июня того же года тот же Лоренцо Монтуфар препроводил это послание своим письмом в адрес А.М.Горчакова. Вторая попытка оказалась более успешной: 1 августа 1872 г. Александр П подписал ответное послание Т.Гуардиа. Так состоялся первый обмен посланиями между главами двух государств. Понятное дело, содержание посланий было чисто протокольным, однако этот акт равноценен взаимному признанию обоих государств.

Подобная переписка сохранялась вплоть до 1917 г. Тем временем посланник Коста-Рики в Париже Мануэль Мариа де Перальта, весьма активный в Европе в конце ХIX – начале XX века, пытался согласовать с Петербургом назначение почетного консула. В 1900 г. через русского посла во Франции он предложил конкретную кандидатуру, однако МИД России не нашёл в этом целесообразности. Костариканец повторил попытку в 1911-12 гг., и она стала успешной. 23 июля 1912 г. Николай П указом признал Мориса Бернштейна почетным генеральным консулом Республики Коста-Рика в Петербурге, что закладывает основы консульских отношений (после октября 1917 г. Бернштейн ещё был активен, но затем свернул деятельность).

В 1928 г. депутат парламента Коста-Рики генерал Хорхе Вольо поднял вопрос об отношениях с СССР, но министр иностранных дел Р.Кастро Кесада полностью отверг возможность дипломатических или официальных отношений с нашей страной.

Лишь в годы второй мировой появились проблески сближения под сенью антигитлеровской коалиции. После Сталинграда президент Коста-Рики Рафаэль Кальдерон Гуардия направил телеграмму с поздравлениями от костариканского народа по случаю блестящих побед советских войск, а его мининдел заявил в марте 1943 г., что готов изучить проблему установления дипломатических отношений с СССР. 8 июля 1943 г. в Сан-Хосе учрежден Комитет друзей Советского Союза.

17 апреля 1944 г. при содействии правительства Мексики послы СССР и Коста-Рики в Мехико Константин Уманский и Карлос Хинеста Муньос начали переговоры об установлении дипотношений. В Коста-Рике близилась смена администрации, и требовалось согласие обоих президентов – и Рафаэля Кальдерона, и Теодора Пикадо, пришедшего к власти 8 мая 1944 г. Как раз в этот день два посла обменялись нотами об установлении дипломатических отношений на уровне миссий. Через два месяца СССР назначил К.А.Уманского посланником в Коста-Рике по совместительству. Имелось в виду, что после вручения верительных грамот он оставит в Сан-Хосе временного поверенного в делах СССР. В декабре 1944 г. мексиканский посол в СССР Луис Кинтанилья стал также посланником Коста-Рики.

Вылет К.А.Уманского в Коста-Рику для вручения верительных грамот был организован лишь 26 января 1945 г., когда правительство Мексики  добрым жестом союзника предоставило ему для полета в Сан-Хосе и обратно самолет с экипажем из 5 человек. Но взлёт из аэропорта Мехико обернулся трагедией: погибли посол и его супруга, 3 сотрудника нашего посольства и 4 пилота Военно-воздушных сил Мексики. Выжили двое: жена советского дипломата и один пилот. Причины катастрофы однозначно не выявлены, но власти Мексики подтвердили исправность правительственного самолета, совершившего накануне другой рейс. На этот раз трагически проявилось, что в отношениях с Коста-Рикой не всё дается с первого раза.  Из-за гибели Уманского наше посольство открылось в Сан-Хосе лишь 27 лет спустя.

Вскоре пришла «холодная война». А в Коста-Рике и война гражданская (март-апрель 1948 г.). В ней Хосе Фигерес Феррер, в будущем троекратный глава государства, одержал верх над правительством, которое поддерживали коммунисты – Партия Народный авангард. Временная хунта Фигереса в протоколе заседания 4 июня 1948 г. записала: «Не устанавливать отношений с Россией», хотя отношения официально существовали с мая 1944 г. и формально не разрывались.

В 50-е и 60-е годы поддерживались эпизодические контакты между двумя странами. Однако, с 1958 г. в СССР стали учиться студенты из Коста-Рики. В 1960 г. в Сан-Хосе открылся корпункт ТАСС,  с 1967 г. стал издаваться журнал АПН «Аврора». В 1960, 1963 и 1965 гг. СССР посетили парламентские делегации. В 1969 г. был обмен торгово-экономическими делегациями, СССР впервые закупил в Коста-Рике партию кофе.

Прорывом в отношениях между двумя странами стали те же самые годы, что и век назад: 1970-72 гг. Важно не упускать из виду время и место действия, исторический и географический фон. Ещё во всю дули ветры «холодной войны», а Центральная Америка оставалась заповедником, а то и задворками США. Их господство здесь было безраздельным, прикрывалось также близостью Панамского канала. На этом фоне Вашингтон, военные диктатуры соседних стран и местная олигархия воспринимали любую активизацию контактов с СССР как нечто подрывное, чуть ли не ломавшее устои общества и угрожавшее безопасности региона.

Баллотируясь вновь в президенты на выборах 1970 г., Х.Фигерес установил контакты с руководством Партии Народный авангард, которую с 1934 г. возглавлял Мануэль Мора Вальверде, его противник по гражданской войне. Коста-Рика испытывала серьёзные трудности со сбытом кофе, а СССР был весьма перспективным рынком. Коммунисты стали хлопотать перед Москвой о новых закупках. 23 февраля 1970 г. Москва поздравила Х.Фигереса с избранием на пост президента. 8 мая он вступил в должность, а уже 16 мая его мининдел Гонсало Фасио Сегреда направил письмо А.А.Громыко с предложением нормализовать дипломатические отношения на уровне посольств. 28 мая близкий друг президента Коста-Рики, один из производителей кофе Макс Бланко Брунетти, прибыв в Москву как его специальный представитель вместе с М.Мора, передал это письмо по адресу.

26 июня в Москве подписаны Торговое соглашение и протокол об учреждении торгпредства СССР в Коста-Рике и назначении представителя Коста-Рики по торговым вопросам в СССР (17 ноября парламент Коста-Рики ратифицирует эти документы, в декабре 1970 г. они вступают в силу).

Советская миссия доброй воли во главе с членом Коллегии МИД СССР Д.А.Жуковым 25 августа вручила Г.Фасио ответное послание А.А.Громыко с выражением согласия нормализовать отношения. 27 декабря 1970 г., в дни католического Рождества, Сан-Хосе и Москва публикуют сообщения о формализации дипломатических отношений на уровне посольств и обмене послами. Момент выбран неслучайно, а с учётом недовольства местной олигархии, диктаторских режимов соседних государств и «северного соседа» шагами Фигереса и Фасио по развитию связей с Советским Союзом. Каждый шаг они делают осмотрительно. Как отмечал затем Фасио, именно развитие отношений с СССР придали зрелость внешней политике Коста-Рики.

В июле 1971 г. назначены оба посла. Виктор Уго Роман Хара, посол Коста-Рики в Париже, стал по совместительству послом в Москве, а автор этих строк послом в Сан-Хосе. К осени там создается торгпредство СССР. 24 сентября - 2 октября 1971 г. Москву и Ленинград посетила торговая делегация Коста-Рики во главе с министром иностранных дел Г.Фасио и министром финансов Клаудио Альписаром. 1 октября Н.С.Патоличев и Г.Фасио подписали протоколы о взаимных поставках товаров и о поставках машин и оборудования из СССР в Коста-Рику. Мне как назначенному послу пришлось быть с делегацией на всех встречах, сопровождать её в Ленинград, что помогло затем установлению менее формальных контактов.

29 ноября 1971 г. (тоже не с первой попытки) в Сан-Хосе прибыла  передовая группа посольства СССР: 1-й секретарь А.И.Мосолов (стал временным поверенным в делах) и 2-й секретарь С.К.Веселовский. Их приезд взвинтил противников отношений с СССР. В прессе началась визгливая кампания. На стенах писали «Русские домой!». 4 декабря прошла демонстрация в Сан-Хосе, в виде протеста было много «дам в трауре». В другую субботу, 11 декабря вышли сторонники отношений с СССР. На то время это были самые крупные уличные манифестации в истории Коста-Рики. Противники утверждали, будто вывели 40 тысяч человек, сторонники – 70, но поверить цифрам нелегко.

Из-за обстановки мне отложили отъезд из Москвы ещё на несколько недель. Так совпало, что два самых «юных» посла (в этом сане меня вскоре сменил В.П.Поляков, назначенный в Судан; ему не было и 40) не могли по полгода выехать к местам назначения. Друзья трунили:  понравилось, мол, быть послами СССР в Москве!

Перед отъездом передовой группы в Сан-Хосе мы согласовали «шифр» для общения между собой. Но не обошлось и без курьёзов: перед самым отъездом из Москвы узнаю, что в Сан-Хосе настолько активна светская жизнь, что дипломатам делать там нечего без фрака. Предположив, что Центральная Америка ещё живет ХIХ веком, пришлось уговорить финансистов потратиться и на это одеяние, а при транзите через Париж спешно, за двое суток, пошить не только смокинг, но и фрак (его потом не пришлось и одевать - наши «передовики» перепутали смокинг с фраком!). К сожалению, Веселовский 9 января 1972 г., за несколько дней до приезда жены, внезапно загадочно умер в гостинице, сидя перед телевизором …  

В раскрученной в Сан-Хосе кампании прессе нужен был «компромат» и против посла СССР. Поскольку в октябре-ноябре 1956 г. я работал в нашем посольстве в Будапеште, подбросили всякие небылицы (мол, «руки в крови, вывозил в Сибирь венгерскую молодёжь» и т.п.). Источник был ясен: ещё в 1964 г. те же формулировки печатались в Бразилии, где я был первым секретарем посольства.

В кампанию втянуты женские католические организации Коста-Рики. Одна из них оплатила всю страницу самой крупной газеты «Ла Насьон», призывая женщин выйти на проспект Свободной Венгрии (по совпадению так назвали в 1957 г. магистраль, ведущую с аэродрома в Сан-Хосе), преградив её детскими колясками, чтобы не допустить въезда в город «палача венгерского народа». Дам просили одеть траур. Первый замминистра В.В.Кузнецов не советовал мне сообщать заранее, как это делается обычно, в протокол МИД Коста-Рики о времени прилета. Позвонили лишь 24 января 1972 г. из Каракаса, часа за 3 до прихода самолета в Сан-Хосе. Шеф протокола Луис Кардона Купер успел приехать в аэропорт, а противники наши не смогли дознаться о моём приезде и мобилизоваться. Поговорив минут 10 с шефом протокола, мы выехали в центр города, где передовая группа временно арендовала здание для посольства. Ни «протестантов», ни детских колясок - ни в аэропорту, ни по пути. День прилёта сулил удачу.

Вечером 2 февраля 1972 г. вручил верительные грамоты президенту Х.Фигересу в присутствии всего руководства МИД Коста-Рики. Церемония прошла в здании министерства (за традиционную окраску его зовут «жёлтым домом»). Передал также послание Н.В.Подгорного (сам заранее готовил его проект, а потом ждал подписания и доставки, задерживая из-за этого отлет рейса из Шереметьева). Осталось занятное фото вручения грамот: за спиной президента огромное зеркало, отразившее весь дипсостав нашего посольства и верхушку МИДа Коста-Рики. «Дон Пепе» впечатлил тем, что не изображал важности, держался очень естественно, шутил. Предложил тост под кофе, от которого во многом зависит благополучие нации. Его непосредственность во многом предопределила довольно неформальный характер наших контактов.

Буквально ежедневно публиковались разные материалы против посольства. Нападки велись довольно грубо, примитивно. Особенно активны были газета «Ла Насьон» и имевшая в ней постоянную колонку организация «Свободная Коста-Рика». Последнюю возглавлял полковник армии Врангеля Павел Гордиенко, эмигрировавший в Югославию, затем Бельгию и осевший с роднёй в Коста-Рике. Порой перед посольством появлялись отдельные манифестанты, но массовости явно не хватало. Нашли любопытное решение: преподавательницы (видимо, католички) выводили школьников после занятий к посольству, возвышавшемуся над улицей и отделенному от неё покатым садом. Почти напротив, чуть наискось, находился ресторанчик известной американской фирмы «Куры Кентуки». Как правило, туда и направлялись школяры за вознаграждением после 15-20 минут нестройных выкриков протеста. Однажды газета «Пренса либре» на первой странице сообщила, что на территорию нашего сада запустили змей, скорпионов, ядовитых пауков и прочих страшилищ. Никто их не видел. Видно, это была психическая атака.

Бывали розыгрыши и злее. Сообщают по телефону, что через 5 минут взорвут заложенное в посольстве устройство. Явно хотят потешиться над покидающими здание. Созываю наш немногочисленный персонал (нас всего четверо) и предлагаю желающим выйти из здания, но их нет. Обнаружив, что никто не вышел, разочарованные провокаторы сообщают, что отложили взрыв на полчаса. Теперь наша очередь потешаться над ними.

Иногда костариканцы постарше сочувственно вспоминают, как трудно было тогда работать нашему посольству. Конечно, топорная газетная шумиха надоедала. Но трудности были относительными, несмотря на рвение наших противников. При всем размахе враждебная кампания оставалась довольно поверхностной: охватывала в основном прессу и немногие реакционные организации. Вглубь народных слоев она мало проникала. Костариканцы в основном были довольно приветливы, по меньшей мере, любознательны, а официальные лица достаточно корректны. Любопытство часто брало верх над предрассудками даже в среде олигархии: что же представляют собой живые коммунисты из СССР? Прямых проявлений враждебности в контактах  не было. Сказывалась бытовая культура и деликатность костариканцев. Порой успех достигался даже слишком легко: если собеседник усомнился в том, что ты ешь младенцев - пропали усилия массированной пропаганды. Наши сотрудники привлекали внимание, «бесплатно» обрели популярность. Пожалуй, бурная кампания против посольства, создав нам временные затруднения, дала в конечном итоге немалый обратный эффект.

В сентябре 1972 г. мы весьма удачно приобрели новый особняк для посольства в элитном пригороде столицы. Это был предмет нашей гордости: красота строгих линий здания, отличный вид на окрестность и большая дистанция, куда недругам надо теперь подавать транспорт! Хозяйка дома Анна Бич была как раз активисткой среди женщин-католичек, выступавших против посольства. За «предательство» её предали анафеме.  

Началось довольно динамичное для небольшой страны развитие контактов с СССР. Через 3 месяца после приезда в Сан-Хосе получаю указание провести демонстрационные полеты нового в то время самолета ЯК-40 (он был доставлен пароходом в колумбийский порт Барранкилья, собран там нашими специалистами и совершал рекламные полеты по странам Западного полушария). Политических и финансовых возможностей продать самолет в Коста-Рике, конечно, нет, но для рекламы лучший способ - пригласить президента на прогулку над столицей. Фигерес согласился сразу, договорились на 7 мая. Вдруг за день звонит, извиняясь, что не сможет полететь: «Совсем забыл, что как раз середина моего 4-хлетнего мандата –  надо быть в Пунтаренасе, открыть новый вокзал и пакгауз в порту». «Вот и хорошо, - пытаюсь спасти положение я. – Полетим на этом самолете в Пунтаренас. Это гораздо быстрее». Фигерес благодарит за предложение, но там нет, мол, настоящего аэродрома, лишь земляная полоса, да и та короткая, неровная. Без всякой натяжки заверяю, что ЯК-40 как раз предназначен для таких полос в провинциальных точках. В конце концов, он даёт согласие.

Утром встречаю его в аэропорту, но он не один: жена Карен и трое (из четырех) детей от второго брака (среди них 17-летний Хосе Мария, будущий президент Коста-Рики). ЯК минут за 15 доставил всех в Пунтаренас. Раз мы прилетели и полетим обратно вместе, Фигерес увлёк меня за собой, хотя СССР не имел никакого отношения к новостройкам.

В порту - курьёз. В Коста-Рике не было охраны вроде нашей «девятки». К Фигересу подошёл подпивший костариканец, взял его за рукав (видно, придерживаясь), стал что-то говорить. Кто-то из сопровождавших укорил его, что нельзя так вести себя с президентом, тем более что рядом - посол (как пояснили мне потом, посол или посольство чаще понимались там как американские, США). Гуляка отпустил Фигереса, так же взял за рукав меня и начал: «Вы, янки, не знаете,  что костариканцы – ваш самый надежный союзник в Латинской Америке». Тот же голос сзади поправил его: «Да это же русский посол, а не американский». Пьяный чуть откинулся, соображая, и вдруг изрёк: «Тем лучше! Я же друг Мануэля Моры!»

Фигерес любил потом приводить этот казус. Рассказал даже главам всех диппредставительств на нашей протокольной встрече с президентом. В изворотливости костариканца он узрел нечто типичное. Случай смаковался и в прессе, оброс домыслами. Спустя десятки лет изложил мне его и президент Хосе Мария Фигерес, который, как и другие дети, в порт тогда не поехал. Всё хотел уточнить, как было на самом деле?

Когда прилетели обратно (все дети остались гостить на побережье), президент поблагодарил наших пилотов, сел за руль автомобиля вместо шофера, передал ему лежавший на сидении автомат, и повёз нас в Сан-Хосе. Благо посольство СССР было совсем недалеко от их резиденции.

Фигерес-отец бывал не по-президентски экстравагантен, с ним не раз приключались редкие ситуации. Достаточно напомнить эпизод, расписанный в 1971 г. на первой странице «Нью Йорк Таймс». Президент ехал как раз  возле того же аэропорта, когда услышал по радио сообщение о захвате самолета. Въехав на поле аэродрома, он открыл огонь из автомата, что помогло предотвратить угон самолёта. Я долго разглядывал его портрет в этой газете с мужественным лицом и автоматом «Узи» в руках.

В жизни он оказался худой, даже щуплый, низкого роста, носил обувь с толстыми каблуками. Однажды я поплатился за невнимание к его росту. 4 июня 1973 г. сборная СССР по баскетболу посвятила игру с командой Коста-Рики в Сан-Хосе советскому послу. Естественно, пригласил президента. Сидели с ним на трибуне, наши выиграли, а в конце игры я (по недомыслию) предложил Фигересу спуститься вниз, на площадку, чтобы поблагодарить обе команды, но пришлось идти одному. Лишь потом сообразил, каким невыгодным фоном перед камерами были бы для него эти атлеты, многие из них под 2 метра ростом.

Несмотря на невзрачность фигуры, Фигерес был весьма живым и изобретательным человеком, ловким политиком, странным образом сочетая в политике реализм и романтизм, был весьма внимателен к дамам, блистал  чувством юмора. Однажды шутя упрекнул его за обороты речи в Коста-Рике, задевающие другие народы (скажем, выдавать себя за русского или шведа значит строить дурачка), тогда как у нас о костариканцах ничего такого нет. «Тем хуже, парировал дон Пепе, вы нас вообще замечать не хотите!».

1 января 1973 г. его жена Карен приехала в наше посольство с детьми – все на велосипедах. Наш дежурный (консул) не узнал её, даже не пустил в посольство: объяснился через прорезь двери, сказав, что посла, мол, сейчас нет. Когда они отъезжали, консул спросил мужчину (видимо, охранника), тоже садившегося на велосипед – кто это? Тот ответил: «Первая дама!». Консул прибежал ко мне с повинной. На вечерний приём мне тоже надо было идти с головой, посыпанной пеплом. Карен с явной обидой сетовала, что хотела поздравить посольство, которое преодолело свой первый, такой трудный год в Коста-Рике! А дон Пепе давился от смеха: «Ну, раз не на «Мерседесе», то какая же это первая дама!» Правда, Карен и впредь преподносила нам как соседям сюрпризы своими наездами с детьми: в другой раз все приехали на лошадях, в третий – на картах. Но обошлось без драм: были и приняты, и привечены. В июне 1973 г. со всем семейством, кроме самого Фигереса, она посетила Москву, Ленинград и Ясную Поляну. Вернувшись в Сан-Хосе, переименовала свою резиденцию в Куридабате. Там и поныне на воротах крупными металлическими буквами значится «Yasnaya Polyana». А потом посадила в Парке наций присланную из Москвы берёзку.

Личные контакты, естественно, облегчали и решение иногда непростых  деловых вопросов. Развивались торгово-экономические связи. Продолжались закупки кофе. С февраля 1973 г. началась поставка в Коста-Рику советских тракторов. Этим занялась фирма «Мадеса» во главе с Марти Фигересом, сыном президента от первого брака. Ширились культурные и научные связи. В те годы побывали в Коста-Рике балет из Перми, ансамбль «Берёзка», Рашид Бейбутов, другие артисты, научно-исследовательские суда «Академик Курчатов» и «Академик Вернадский», кардиолог академик В.И.Бураковский, известные журналисты Станислав Кондрашов и Генрих Боровик, первые группы наших туристов, делегация молодёжи, сборная советских клубов по футболу. В августе 1973 г. в Сан-Хосе был создан, долго и довольно успешно работал Костариканско-советский институт культурных связей. Расширились поездки  делегаций из Коста-Рики в СССР. Министр по делам культуры, молодёжи и спорта Альберто Каньяс встретился в Москве с Е.А.Фурцевой, руководителями ССОДа и Спорткомитета. Были подвижки и в политической области. Состоялись первые консультации по повестке дня Генассамблеи ООН.

23 декабря 1974 г. Г.Фасио и новый министр культуры писательница Кармен Наранхо, со стороны Коста-Рики, и посол СССР подписали соглашение о культурном и научном сотрудничестве. Была важна статья 2, содержавшая взаимное обязательство сторон автоматически признавать документы об образовании. Костариканским студентам, учившимся в СССР, надо было облегчить использование профессиональных знаний на родине. Но у Коста-Рики не было прецедентов автоматического признания дипломов, даже со странами Латинской Америки. На переговорах пришлось прибегнуть к нехитрой уловке, чтобы отвлечь внимание от этой статьи. Мы выдвинули и рьяно отстаивали заведомо неприемлемое для партнеров, да и не нужное нам предложение. Два дня шли споры лишь вокруг него, и когда мы его сняли, партнеры так были счастливы, что автоматически «проскочило» взаимное признание дипломов. Не тронули статью 2 и при ратификации соглашения.

Но жизнь сложна! Следующие администрации Коста-Рики явно не благоволили выполнять эту статью соглашения. Ряд выпускников советских вузов, опираясь на неё, выиграли иски в Конституционном суде. Правда,  каждый должен был подавать иск сам. В 1997 г. Россия и Коста-Рика подписывали такое же соглашение. Удалось настоять на обмене письмами с мининдел Фернандо Наранхо, которые также предусматривают заключение протокола специально по признанию дипломов, но до его вступления в силу сохраняются нормы прежнего соглашения с СССР.  

В целом это стало довольно серьёзной проблемой, ряд выпускников пережил личные драмы. Верно, что на учебу в СССР направлялись чаще всего молодые люди левых взглядов, а то и по рекомендациям левых организаций. Но недруги утверждали также, что их профессиональные знания невысоки, что их оценки, мол, за политические симпатии, и поэтому требовали переэкзаменовок. Особенно усердствовали профессиональные ассоциации - им не нужны новые конкуренты. Одним преодолевали волокиту придирчивых переэкзаменовок, другие вынуждены были работать не по специальности, сменить профессию, начиная с нуля. Иногда это приводило к разводам. Бывало и трагичнее. Помощь выпускникам наших вузов вовсе не была для нас проявлением национального эгоизма, хотя речь, конечно, шла и о престиже образования в СССР. Лишь после его распада потребовалась также забота о специалистах-гражданах России, переехавших на постоянное или временное жительство в Коста-Рику.

Так начинались наши отношения с первой страной Центральной Америки. Посольство СССР привечало и приезжих из других стран, будь то знаменитый кубинский боксёр Стивенсон или польские футболисты Хожува. Его значение выходило за рамки двусторонних отношений, понемногу проецировалось на весь регион. «Изолировать» нас в Сан-Хосе до появления в ЦА наших новых точек не удалось (посольство в Манагуа открылось после сандинистской революции 1979 г.). Именно через Коста-Рику чаще всего начинались контакты с другими странами перешейка.

Довольно случайно довелось мне лишь познакомиться с Торрихосом. Докучливый журналист спросил нас в аэропорту об отношениях между СССР и Панамой. Пришлось импровизировать: «Просто наши отношения - не дипломатические». Генерал одобрил игру слов кивком и улыбкой.

Посол Гондураса Н.Альсеро стал министром образования и в январе 1973 г. неожиданно прислал приглашение посетить свою страну. А как проехать через сомосовскую Никарагуа? Спрашиваю посла Сомосы Хуана Лакайо (мы с ним часто пикировались), может ли он дать транзитные визы? Задачка нелёгкая, но недели через 2 он выдал визы мне и шоферу. На границе нас встретил директор института туризма Никарагуа  Сезар Салинас. Это не только нежданная почесть, но и надзор за проезжими, чтоб не шалили. Тяжкое впечатление осталось от Манагуа, подвергшейся месяц назад жуткому землетрясению, от Масайи, предвещавшей социальные потрясения. Позднее, уже в канун свержения Анастасио Сомосы, этот транзит аукнулся тем, что диктатор стал самолично обличать в контактах с сандинистами бывшего посла  СССР в Сан-Хосе (правда, я уже работал в Каракасе).

В Тегусигальпе удалось повидаться со многими министрами диктатора Лопеса Арельяна, кроме его самого; в Сан-Педро Сула – с деловыми кругами. Чудесным курортом оказался остров Роатан. Но стало ясно – за пределы первого контакта гондурасцы идти ещё не готовы.

Чуть позже дальше пошёл Сальвадор. В ноябре 1974 г. мы приняли участие в сальвадорской ярмарке. Впервые довелось поднять там наш флаг под звуки гимна, а затем быть на подписании первого торгового соглашения между нашими странами. Запомнились полезные беседы с заммининдел Рикардо Кастаньедой. Президент Сальвадора полковник Армандо Молина принял посла СССР, даже дал свою любимую «игрушку» - вертолёт для облета самой небольшой страны региона, что заняло около часа. Он упомянул, что президент Коста-Рики Д.Одубер хорошо отозвался о работе нашего посольства в Сан-Хосе. При отъезде Одубера на вопрос журналистов, когда последует установление отношений с СССР, он, Молина, ответил, что первый шаг сделан, последует развитие экономических связей, а дальше будет зависеть от заинтересованности сторон.

До своего перевода в Венесуэлу в 1975 г. не смог побывать только в Гватемале, где особенно жестко реагировали на создание посольства СССР в Коста-Рике (там дело дошло до обстрела дома, где мининдел Г.Фасио гостил у родителей своей жены-гватемалки Анны). Однажды по пути в Мехико прилетел я в аэропорт гватемальской столицы ради пересадки с рейса на рейс. Перед посадкой в самолет полицейский потребовал открыть дорожный кейс. Будь это другая страна, открыл бы, и дело с концом. Но здесь уже были эксцессы. В кейсе пакет с диппочтой, на нём сургучные блямбы. Это может заинтересовать служаку, а всё советское тут будет в цене. Внушаю ему, что у меня дипломатический паспорт. Не помогает – он стоит на своём. Я ему о статусе посла. Он – своё! Увидев в моих руках свёрток, похожий на пистолет (купил сувенир - деревянного ослика), он орёт: «А это что?» Отвечаю, правда, весьма неосмотрительно: «Осёл!» Полицай, видно, отнёс это к себе и рассвирепел: «Откройте!» Разрываю упаковку - вылезают уши осла. Смех уже скопившейся очереди заводит его ещё пуще. Тогда прошу позвать начальника. Является офицер с автоматом на груди. Тот гибче, уважительнее к диппаспорту, хотя вряд ли понял буквы «СССР». В итоге расходимся вничью с той махровой Гватемалой – без досмотра кейса.

В Коста-Рике же имел потом первые встречи с президентами Гондураса Хосе Асконой и Гватемалы - Винисио Сересо. А в 1997 г. после присутствия на акте завершения 36-летней гражданской войны в Гватемале имел честь вручить там (как когда-то в Коста-Рике) верительные грамоты первого посла России в самой крупной из стран ЦА, правда, по совместительству.

Второму моему «пришествию» в Центральную Америку в 1996-99 гг. предшествовало участие в урегулировании конфликтов в Анголе, а затем в Нагорном Карабахе. Повторно посла в ту же страну направляют очень редко. И в этом мы опять совпали с В.П.Поляковым, его дважды направляли в Египет. Признаться, Коста-Рику во второй раз выбрал сам, а А.В.Козырев и Е.М.Примаков дали согласие. Но назначение растянулось на целый год: аппарат президента тщетно ждал дальнейшего продвижения в карабахском урегулировании. Новое свидание с Коста-Рикой виделось как избавление от мытарств улаживания кровопролитий, чуть ли не отдых.

Перед отъездом из Москвы, готовясь проститься с друзьями, случайно обнаружил в домашнем «погребе» бутылку хереса - подарок Фигереса-отца, когда тот приезжал сюда как лидер Партии национального освобождения и бывший президент. Этикетка гласит: «Из подвалов Хуана Карлоса». Родом из Каталонии, Х.Фигерес любил бывать в Испании. Как раз оттуда прибыл тогда в Москву. Правда, херес пролежал у меня лет 20, мог стать уксусом. А что, если вместе с президентом Коста-Рики Хосе Мариа Фигересом после вручения верительных грамот поклониться памяти его отца. Сын прекрасно знал, что у нас были добрые связи.

Прибыв в Сан-Хосе 20 сентября, чувствую внимание президента и МИД Коста-Рики к новому-старому послу, хотя представляю теперь другое государство - Российскую Федерацию. Буквально через час после прилёта вручаю копии грамот. И.о. мининдел сообщил, что президент примет в воскресенье, 22 сентября, в доме своего отца. (И то, и другое необычно. Позже узнал, что «протокольщики» гадали, не обидит ли Россию проведение церемонии вне президентского дворца. А я увидел в этом добрый знак сочетания формально-официального с интимно-дружеским).

         Вручив грамоты, сказал президенту, что привез отцовский подарок и предложил хотя бы символически пригубить напиток в память об отце. Знал, что он (как и отец) не пьёт, но всё же предостерёг, что за столько лет херес мог испортиться. Однако испанская пробка оказалась столь добротной, а содержимое таким вкусным, что сын тут же выпил бокал, стал растроганно доливать мне и себе. Сняв галстуки, вспоминали былое. Тот, до кого дойдёт слух, что Хосе Мария Фигерес распивал эту бутылку, сочтёт это сплетней.

         Второй приезд в Коста-Рику позволил почувствовать разницу между послом СССР и послом России. В чём-то в плюс, но всё же больше в минус. Интерес и внимание к стране были уже не те. Неприятно писать это, но надо понимать. Но ещё упорнее надо было отстаивать интересы страны. Конечно, отношения стали стабильнее, но не столь динамичны. Навалились на целый ряд приоритетных дел. По Коста-Рике: провести первый в истории официальный визит мининдел в Россию; заключить 8 двусторонних соглашений; работать с ней как непостоянным членом СБ ООН (1997-98); отметить 25-летие посольства в Сан-Хосе; обеспечить преемственность отношений к смене администрации и закрепить роль Коста-Рики как «катализатора» в развитии отношений стран ЦА с Россией. По Гватемале: наладить отношения, заключить серию первых соглашений, обеспечить наше присутствие там. Возобновить парламентский обмен с обеими странами. Планы довольно амбициозны, но жизнь так богата неожиданностями, всё это удалось выполнить, а кое-что и перевыполнить.

         В октябре-ноябре 1997 г. с явным перевыполнением прошёл обмен визитами министров иностранных дел. К визиту Фернандо Наранхо посольство согласовало 6 соглашений, но наша бюрократическая машина успела одобрить лишь 3. Е.М.Примаков предложил остальные подписать в Сан-Хосе, обещая прислать кого-то из Москвы или поручить это послу России. После переговоров Ф.Наранхо спросил меня, не лучше ли завершить ноябрьскую поездку Примакова в Южную Америку заездом в Коста-Рику и подписать всё на уровне министров? Поездка давно свёрстана, продлить её непросто. Не в праве обнадёживать костариканца. Скорее интуитивно, для вящей  убедительности делаю оговорку: «Вот если бы созвать в Сан-Хосе встречу мининдел всех стран ЦА!?» (при визитах в одну из них высоких представителей крупных государств такие встречи иногда проводились). А Наранхо уверен, что созовёт встречу. Передаю наш разговор Примакову. Тот согласен на региональную встречу в Сан-Хосе, но где гарантия? Так мы всего за месяц впервые ввязались в работу в масштабе всего субрегиона ЦА.  

         За один день 27 ноября 1997 г. Примаков провел в Сан-Хосе 3 программы: двустороннюю с Коста-Рикой, многостороннюю с министрами 5 стран ЦА и Доминиканской Республики плюс отдельные встречи с этими министрами. В машине министр отчитал посла за бешеную перегрузку. Но перед отлётом в Москву (после поездки на Тихий океан) отошёл, одобрил всё сделанное. Помог самый теплый приём в особняке известного архитектора Эухенио Гордиенко - сына того главного врага  нашего посольства. Так возник сверхплановый визит Е.М.Примаков в Коста-Рику, так начаты регулярные встречи Россия - Центральная Америка на уровне министров.

По пути с побережья в аэропорт обсудили с министром идею назначить нашего 1 секретаря временным поверенным в Гватемале, чтобы создать там ядро будущего посольства и снять обиды гватемальцев, учредивших свое посольство в Москве ещё в 1992 г. Прецедентов, чтобы наш дипломат в одиночку представлял Россию в другой стране, не было. Сначала Примаков возражал, но затем дал согласие. Состоялось распоряжение правительства России, и 26 июня 1998 г. А.Н.Хохоликов прибыл в Гватемалу. А 10 июля трое вооруженных лиц в масках похитили его с автомобилем. К счастью, он не растерялся, не раскис и, несмотря на требование молчать, внушил им, что выкупа за него никто не заплатит, так как он тут один (семья ещё была в Сан-Хосе), не ясно даже, когда правительство России узнает об его исчезновении. После часовой езды похитители выпустили его в каком-то пригороде столицы. Он дал знать о происшедшем в МИД Гватемалы и попросил   позвонить в Сан-Хосе. Выдержкой Александр Николаевич спас не только себя, но и меня, инициатора этой слишком дерзкой идеи, хотя она работает поныне (в ожидании, когда создадим там полнокровное посольство). Предложение присвоить ему досрочно очередной дипранг завязло в тине.

         В отличие от 70-х годов в нашем посольстве в Коста-Рике в 90-е годы шифрсвязи не было. Приходилось ездить или летать в Манагуа, что, конечно, надоедало. Но на выручку пришёл Интернет. Учитывая, что в Коста-Рике, запретившей армию с 1949 г., нет больших секретов, мы стали гнать всё по электронной почте, гораздо полнее, быстрее и дешевле информируя Москву о происходящем в стране и в ЦА и получая оттуда материалы для перевода и распространения. Вместо того чтобы рассылать бюллетени посольства по почте или развозить их, что было ещё дольше и дороже, мы стали в беседах с влиятельными фигурами, проявлявшими интерес к получению информации из России, узнавать, не пользуются ли они электронной почтой. Перевели на нее рассылку материалов в 300 адресов в Коста-Рике (плюс 120 в Гватемале). Возможно, среди глав государств только президент Х.М.Родригес начинал рабочий день с просмотра электронной почты. Свой адрес в сети он дал среди немногих и мне. Я часто пользовался им. Президент не раз благодарил нас устно и письменно за информацию из Москвы, был в курсе наших оценок и позиций, хотя нельзя считать, будто это изменяло его подходы. С Х.М.Фигересом, спикером парламента Роландо Лакле, другими влиятельными фигурами, с друзьями из Коста-Рики давно поддерживаем переписку по интернету.

         Немалым сюрпризом было то, что бывшая «банановая республика» с конца 90-х годов стала одним из экспортеров микропроцессоров, причем эта продукция стала одной из главных статей её экспорта. В число импортёров вошла и Россия. Американская корпорация Интел, главный производитель микропроцессоров в мире, выбирая место для строительства нового завода среди 15 стран-конкурентов отдала предпочтение Коста-Рике. По-видимому, при этом учитывались политическая и социальная стабильность, чистая экология, квалифицированная  рабочая сила (хотя совсем не дешёвая). Бурно развивается туризм, особенно экотуризм. Так небогатая природными ресурсами Коста-Рика ищет пути преодоления экономической отсталости.

         Весной 1999 г. натовцами была затеяна операция против Югославии. В Коста-Рике это воспринималось в основном негативно. Публиковались и наши оценки этой акции. Университет Коста-Рики организовал круглый стол, пригласив выступить и послов США и России. Американец уклонился. Выступление посла России разгневало американцев. Приближался первый визит мининдел Гватемалы Эдуардо Стейна в Россию. На наш запрос транзитных виз для посла и жены (из-за часовой пересадки во Флориде с рейса на рейс) посольство США выдало визу лишь  жене, заявив, что насчёт посла пока нет указаний Госдепа. Пришлось демонстративно забрать паспорта - не дать им куражиться. Улетели в Москву через Гавану.    

         В отличие от расклада политических сил сегодня, десятилетиями в Коста-Рике складывалось подобие двухпартийной системы – ведущие партии имели социал-демократическую и социал-христианскую ориентацию. Нашим отношениям с этой страной была нужна устойчивость, неподверженность колебаниям внутриполитической конъюнктуры. Поэтому мы строили их  на «трех китах», имея в виду обе ведущих партии и левые силы, подчёркивали общенациональную основу отношений этой страны с нашей. Напоминали, что сторонники Рафаэля Кальдерона устанавливали отношения с нами, поборники Хосе Фигереса нормализовали их. В этом духе отметили и 25-летие посольства (1996), и 55-летие дипотношений (1999). По случаю этих дат в нашем посольстве в Сан-Хосе состоялась передача Национальному архиву Коста-Рики копий документов из истории двусторонних отношений, открыты фотогалерея послов обеих стран в Москве и Сан-Хосе и выставка документов и фотоматериалов наших отношений, была издана их хронология на испанском языке. Культивирование исторических связей также стало одним из средств укрепления отношений между двумя странами.

В 2004 г. исполнится 60 лет нашим дипотношениям с Коста-Рикой. При сдвигах в расстановке там политических сил из-за кризиса ведущих партий важно сохранить сложившийся с годами национальный консенсус насчёт развития связей с Россией. Тем более что безоружная, но довольно грамотная и в политике Коста-Рика традиционно выступает в поддержку демократии и прав человека, за решение спорных проблем мирными средствами, ценит ООН как центр единения усилий в интересах мира и международной безопасности.