|
|
Замирение
непримиримых
Армения и Азербайджан согласны не воевать за
Нагорный Карабах, но не готовы договариваться о его судьбе. Прекращение
боевых действий, которого в 1994 году добилась Россия, пока остается самым
заметным дипломатическим достижением в деле урегулирования конфликта
Война в Нагорном Карабахе была самой ожесточенной на постсоветском пространстве. Фото: Thomas Dworzak/Magnum Photos/Agency.photographer.ru Переговоры
по проблеме Нагорного Карабаха в очередной раз дают слабую надежду
на выход из тупика. В октябре российский президент Дмитрий
Медведев предложил лидерам конфликтующих Армении и Азербайджана
встретиться в Москве. В начале ноября такая встреча состоялась.
Была подписана политическая декларация, в которой стороны подтверждали
свою приверженность политическим методам разрешения спора о Карабахе.
Здесь нет юридических обязательств, однако публичное обещание
не применять силу — это хорошая новость, особенно на фоне
воинственных речей официального Баку. И с учетом того, что
от Тбилиси Россия не так давно не добилась даже подобных
обещаний. После августовских военных столкновений между Россией и Грузией
из Азербайджана стало раздаваться меньше призывов силой решить
карабахскую проблему. Армения, похоже, острее чувствует необходимость
налаживать отношения с соседями — ее границы
с Азербайджаном и Турцией закрыты, а транспортное сообщение
со стратегическим партнером — Россией — идет через грузинскую
территорию. В обеих странах в этом году прошли президентские выборы
(парламентские состоялись раньше), а значит, впереди полтора-два года
межгосударственных переговоров, которые не будут отравлены
внутриполитической конъюнктурой. Россия сейчас заинтересована в том,
чтобы показать себя эффективным посредником, способным урегулировать
конфликты на постсоветском пространстве дипломатическими путями.
Владимир Казимиров в 1994 году добился прекращения войны в Карабахе Фото: Максим Авдеев О специфике
армяно-азербайджанского противостояния и перспективах его урегулирования
«Эксперт» побеседовал с чрезвычайным и полномочным послом
(в отставке), заместителем председателя Ассоциации российских дипломатов
Владимиром Казимировым. В начале 90−х он в качестве
полномочного представителя президента России по Нагорному Карабаху
участвовал в переговорах между Ереваном, Баку и Степанакертом,
итогом которых стало подписание в 1994 году соглашения
о прекращении боевых действий. |
|
|
|
— Соглашение о прекращении огня
в Нагорном Карабахе было подписано только в мае 1994 года. Несколько
лет международным посредникам не удавалось посадить представителей Баку,
Степанакерта и Еревана за стол переговоров. С какими
основными проблемами вы столкнулись, осуществляя посредническую
деятельность? — Заниматься вопросами урегулирования конфликта в Нагорном
Карабахе я начал в мае 1992 года, когда при российском МИДе
была сформирована посредническая миссия. Летом и осенью 1993 года
нам удалось несколько раз добиться временного прекращения огня.
Мы неоднократно предлагали всем воюющим сторонам схему урегулирования
конфликта, но кардинальных подвижек не было. Еще более скромные
результаты были у Минской группы СБСЕ, сегодняшней ОБСЕ, которая
сложилась летом 1992 года и также занялась карабахским урегулированием.
Попытки прекратить военные действия срывались, потому что и армяне,
и особенно азербайджанцы долго надеялись одержать верх силой
и иногда шли на временные прекращения огня лишь для передышки,
переброски сил. Например, мы выходим с предложением приостановить боевые
действия. Получаем согласие президента Азербайджана Абульфаза Эльчибея.
А армян не устраивает положение на фронте, и они
фактически игнорируют нашу инициативу. Потом ситуация меняется.
В Ереване и Степанакерте согласны временно прекратить бои.
В Баку вроде бы тоже готовы, но говорят, что режим прекращения
огня будет действовать только на границе Армении и Азербайджана.
Опять фиаско. Свести вместе представителей всех трех воюющих сторон было
чрезвычайно трудно —сказывалось взаимное ожесточение. Этот конфликт имел
давние исторические корни. Другая особенность — масштабность военных
действий: и армяне, и азербайджанцы активно использовали
современное вооружение, включая танки и ракетно-артиллерийские системы,
а Баку — даже авиацию. К весне 1994 года армянские войска заняли полностью или
частично семь районов Азербайджана за пределами Нагорного Карабаха
и вели активные наступательные бои на северо-востоке Нагорного
Карабаха, у города Тер-Тер. Захват этого города и продвижение
к реке Кура позволили бы армянам отсечь северо-западный выступ
Азербайджана (так было с юго-западом этой страны при выходе армян
на реку Аракс осенью 1993 года). В этой ситуации в Баку
настроения поменялись. Азербайджанские руководители, не раз выдвигавшие
ранее разные предварительные условия для остановки военных действий, говорили
мне: неужели Россия настолько немощна, что не может остановить армян? — Как вам удалось в итоге
добиться прекращения боевых действий? — Нужно было использовать относительное равновесие сил, приведшее
к стагнации линии фронта. Но Баку не хотел больше подписывать
прекращение огня с карабахцами — только с Ереваном.
А Ереван долго открещивался от признания своего участия
в конфликте и отказался ставить свою подпись без карабахцев.
Не удавалось свести стороны в одном месте для подписания документа
о прекращении огня. Надо было, не теряя времени, обойти капризы
сторон. Пришлось преодолевать дистанции, используя «факсовую дипломатию».
В мировой практике оформления перемирия аналогов этому нет. Остановить массовое
кровопролитие было гораздо важнее любых формальностей. Девятого мая я подготовил в Баку документ
о бессрочном прекращении огня. С благословения Гейдара Алиева
министр обороны Мамедрафи Мамедов сразу же, при мне, подписал его. Тот
же текст я отправил по факсу на подписание
в Степанакерт и Ереван. На другом листе министр обороны Серж
Саркисян (ныне президент Армении) поставил свою подпись в Ереване
10 мая, командующий армией Нагорного Карабаха Самвел Бабаян — на третьем
в Степанакерте 11 мая. Оба вернули мне подписанные листы
по факсу в Москву. Три листа с одной подписью на каждом под идентичным
текстом, сведенные российским посредником, и стали соглашением
о прекращении огня, вступившим в силу в полночь 12 мая
1994 года. Соглашение действует до сих пор, хотя иногда случаются
вооруженные инциденты на линии противостояния. — Фактически Москва работала на двух
фронтах — и с конфликтующими сторонами, и с другими
посредниками — Минской группой. Не возникало ли ненужной
конкуренции между Россией и другими членами СБСЕ? — В 1992–1994 годах посредническая миссия России
и Минская группа СБСЕ вели параллельную работу с конфликтующими
сторонами: с Баку, Ереваном и Степанакертом. Россия была весьма
активна и внутри Минской группы. Нашей первейшей целью было остановить
кровопролитие или хотя бы добиться приостановки боевых действий.
У представителей Запада был несколько иной подход. Так, когда весной
1993 года армянские войска захватили Кельбаджарский район, Россия как
посредник предлагала армянам уход из этого района в обмен
на полное прекращение огня. А наши западные партнеры, обеспокоенные
тем, что представители Баку не раз уходили с переговоров, требовали
от сторон лишь непрерывности переговорного процесса. Западные дипломаты
тогда фактически смирились с тем, что боевые действия
не остановить. Когда нам удалось несколько раз добиться временного прекращения огня,
наши партнеры в СБСЕ всерьез обеспокоились, начали нас призывать
к коллективной дипломатии. На самом деле они пытались не допустить,
чтобы Россия усилила здесь свое влияние. — Эта конкуренция помешала тогда
достичь более серьезных результатов, чем просто прекращение огня? — Думаю, да. В то время СБСЕ выступало
за взаимодополнение посреднических усилий. Но все государства,
действительно заинтересованные в урегулировании конфликта, должны
поддерживать наиболее удачливого посредника — так обеспечивается
динамика переговоров. Этого как раз не было, наоборот, нам чинили
препятствия. — А сейчас, по вашему ощущению,
эта конкуренция остается? — Я искренне завидую Юрию Николаевичу Мерзлякову, нынешнему
сопредседателю Минской группы от России, потому что сегодня наши
дипломаты работают в более благоприятных условиях. Американцы, конечно,
хотели бы потеснить Россию в этом регионе,
но в то же время понимают, насколько это трудно.
А тогда им казалось, что Россия окончательно теряет влияние
в Закавказье, и они вели себя соответственно. — С 1994 года Азербайджан
фактически не предпринимал попыток изменить статус-кво военным путем.
Это заслуга посредников или же в Баку понимают, что пока
не обладают необходимым военным потенциалом, чтобы начать победоносную
войну? — Перемирие в Карабахе сейчас больше зависит
от относительного равновесия сил, чем от дипломатической активности
ОБСЕ. К сожалению, ее иерархи слабо отстаивают свою миротворческую
миссию: вяло реагировали на воинственную риторику Баку, на
развязанную Азербайджаном гонку вооружений в столь взрывоопасном
регионе, на невыполнение соглашения об укреплении режима прекращения
огня (кстати, единственного в активе ОБСЕ!). В этом отношении важна
Московская декларация президентов России, Азербайджана и Армении,
нацеленная на исключение попыток силового решения конфликта. Конечно,
это политический, а не юридический документ, но он бьет
прежде всего именно в эту точку. — Карабахский конфликт почти пятнадцать лет
пребывает в «замороженном состоянии». И все попытки Минской группы
добиться каких-то кардинальных сдвигов пока результатов не дают. — Посредники делают немало, хотя есть и резервы. Конфликт сложнейший.
Главные трудности — в абсолютной полярности и чрезмерной
жесткости позиций сторон по ключевым спорным вопросам: будущий статус
Нагорного Карабаха, освобождение оккупированных азербайджанских территорий
и возвращение беженцев. Армяне выступали за «пакетное решение», включающее определение
статуса Нагорного Карабаха, но сейчас отошли от требований «полного
пакета» и настаивают лишь на порядке определения статуса Нагорного
Карабаха: в переговорах или путем проведения референдума. Азербайджан,
ссылаясь на свою конституцию, требует проведения референдума на
всей своей территории. Он выдвигает на первый план требование
освобождения земель, оккупированных армянами в ходе войны 1991–1994
годов, и возвращения вынужденных переселенцев, в том числе в Нагорный
Карабах. В 80−е годы азербайджанцы составляли там
23 процента населения. Сейчас согласуются лишь базовые принципы
урегулирования, но особого оптимизма, что решение будет найдено
в ближайшем будущем, нет. Ведь, даже согласовав принципы, надо потом переложить
их на язык соглашения, юридически обязывающего документа,
а дьявол, как известно, кроется в деталях. На это уйдет еще
год-полтора. Допустим, что подписали и соглашение. Но тут возникает
сакраментальный вопрос: а будет ли оно выполняться? Вообще, мне кажется, что посредникам стоило бы расширить
тематику переговоров. Продолжая работу над принципами, стоило
бы предложить сторонам рассмотреть и какие-то конкретные, пусть
даже частные, вопросы, представляющие интерес для всех сторон или какой-то
пары: Баку—Ереван либо Баку—Степанакерт, будь-то меры безопасности, или
водопользование, или еще что-то. По мелочам в принципе легче
договориться. Времени для этого более чем достаточно. Вообще, надо приучать
общественное мнение к тому, что диалог возможен и полезен, что
можно о чем-то взаимовыгодно договориться. — В преддверии ноябрьской встречи
президентов Армении и Азербайджана в Москве российские официальные
лица говорили о том, что большинство спорных вопросов между Баку
и Ереваном уже урегулированы. — Я бы уточнил: более или менее утрясены
на уровне принципов не самые главные вопросы, а главные еще
недоработаны и по ним очевидна полярность позиций сторон.
А тут действует правило «ничто не согласовано, пока не согласовано
все». — Можно ли утверждать, что жесткая
переговорная позиция и Азербайджана, и Армении объясняется
в числе прочего и наличием неких внешних сил, заинтересованных
в сохранении статус-кво? — Думаю, в основном дело скорее во внутриполитических
факторах. Сохранение статус-кво оправдано лишь как антитеза возобновлению
военных действий. С какой еще целью внешние силы могут отстаивать
статус-кво? Надо бы двигаться вперед, а вот когда
не получается, лучше статус-кво, чем срыв перемирия. Что касается
внутренней политики, то можно вспомнить переговоры на высшем
уровне, организованные в Ки-Уэсте (штат Флорида) в апреле
2001 года. Когда стало ясно, что Гейдар Алиев готов на серьезные
уступки, его покинули ближайшие соратники — министр иностранных дел Тофик
Зульфугаров, советник Вафа Гулу-заде. Мотив был понятен: президент может
и уйти, а за «предательство национальных интересов» придется
отвечать им. После ухода соратников Гейдар Алиев пошел в Ки-Уэсте
на попятную, сорвав намеченную договоренность. — В ходе войны на территории бывшей Югославии
все противоборствующие стороны тоже были готовы стоять до конца,
но вмешались США, и в результате появилось Дейтонское
соглашение, которое и определило правила «мирного развода». Может быть,
в случае с Нагорным Карабахом посредникам стоит прибегнуть
к тактике жесткого принуждения к окончательному замирению? — И армян, и азербайджанцев отличает повышенная
внутренняя сопротивляемость давлению извне. Любые навязанные силой решения
вряд ли окажутся долговечными. Руководители будут ждать момента отказаться
от них, особенно новые лидеры. Считаю, что у международного сообщества должен быть свой
приоритет в Карабахе — не допустить возобновления боевых
действий. Вот в этом можно и нужно навязывать волю. Необходимо
заблаговременно осуществлять принуждение к миру,
но политико-дипломатическими средствами. Тем более что задача тут
особенно сложна: не только разрешить данный конфликт, а положить
конец вековым столкновениям между азербайджанцами и армянами вообще. — В числе десяти Хельсинских принципов,
которыми руководствуется и Минская группа, значится «право наций
на самоопределение». В то же время там зафиксирован и
принцип «территориальной целостности». Как можно решить карабахский
конфликт, ориентируясь на эти взаимоисключающие принципы? — Нет ни территориальной целостности, ни права наций
на самоопределение в виде каких-то абстракций. Эти принципы
действуют только в конкретных исторических и географических
условиях, накладываются на определенные обстоятельства, фактуру. Как правило, при этом напрочь забывается, что «хельсинская десятка»
содержит еще два принципа, причем прописанных именно для конфликтных
ситуаций: мирное разрешение споров и неприменение силы или угрозы силой.
Надо брать все принципы в совокупности, а не выхватывать из них
самый предпочтительный. — Увеличение числа посредников, может быть,
поможет сдвинуть переговорный процесс? Турция, например, недавно
активизировала свои дипломатические усилия в регионе. — Увеличение числа сопредседателей вряд ли повысит КПД.
Не будем забывать опыт Минской группы СБСЕ — в 1992–1994 годах
она неудачно посредничала в составе девяти государств. Будапештский
саммит ОБСЕ поручил эту работу ее сопредседателям — тогда это были
Россия и Швеция, потом Россия и Финляндия. С 1997 года
задействованы в этой роли такие мощные игроки, как Россия, США
и ЕС — в лице Франции. Китай, что ли, еще задействовать,
но он не участник ОБСЕ. После событий в Южной Осетии азербайджанские СМИ выдвинули
предположение, что теперь, мол, Минская группа развалилась. Логика такова:
если Россия и США спорят по тем или иным вопросам,
то и в отношении карабахского конфликта не смогут
договориться. Но это не так. Насколько я знаю, конфликтов в
сопредседательстве у нас с американцами нет. А что
касается Турции, она с самого начала входит в Минскую группу,
но активно поддерживала одну из сторон конфликта, что бросалось
всем в глаза. В активности туркам не откажешь, в праве
быть активными не откажешь, как-никак —страна региона, но для
посредничества необходима беспристрастность. — На ваш взгляд, необходимо ли
привлечение к идущим сейчас переговорам представителей Нагорного
Карабаха? Может ли сложиться такая ситуация, что Баку и Ереван
договорятся о принципах урегулирования конфликта, а Степанакерт
откажется следовать достигнутым договоренностям? — Не думаю, чтобы Ереван отважился пойти на то,
с чем не согласен Степанакерт. Они будут координировать свои
подходы и позиции. Конечно, карабахцы помнят, что президент Армении
Роберт Кочарян неосмотрительно множил встречи с Гейдаром Алиевым без
участия представителей Нагорного Карабаха, чем позволил Азербайджану де-факто
вытеснить карабахцев из переговорного процесса. Но без участия
Степанакерта или его согласия урегулирования не достичь. Вряд
ли Ереван будет брать на себя обязательства, которые выпадут по соглашению
на долю Степанакерта. Нагорный Карабах — ядро конфликта. Его
жители больше всего страдают от противоборства сторон — хуже них
только вынужденным переселенцам и беженцам. Армения и Азербайджан
тоже страдают, но меньше. — Есть ли сейчас у России мощные
рычаги давления на Баку и Ереван, с помощью которых Москва
могла бы ускорить ход переговоров? — Дело не в рычагах давления — подход Москвы
иной. Рычагов давления на Армению у России даже больше, чем
на Азербайджан, но мы — союзники с Арменией
и партнеры с Азербайджаном. Да и последние события
в Южной Осетии показали ущербность, контрпродуктивность применения силы
для разрешения конфликтов. — После агрессии Саакашвили Россия
на осетинском и абхазском направлениях приняла ряд радикальных мер.
Нужно ли России активизировать свою политику на карабахском
направлении, ведь в Нагорном Карабахе, в отличие от Южной
Осетии и Абхазии, нет большого количества российских граждан, да и
регион этот не примыкает непосредственно к нашим границам? — Трудно дать однозначный ответ. Карабах очень важен для
нормализации обстановки в Закавказье. Ведь он был не только
первым вооруженным конфликтом на территории СССР,
но и отличался размахом военных действий, масштабами захвата
территорий, применением всех средств современной войны, доступных сторонам.
Регион весьма чувствительный, уже втянут в мировую политику. Поэтому я за активизацию усилий по урегулированию в Карабахе. |
|
