Владимир КАЗИМИРОВ

 

 

НАДПИСЬ НА ТЕТРАДИ

Погасли зарницы, и звёзды притихли.

Лишь эхо сражений гудит.

Крутясь и свиваясь в немыслимом вихре,

Тревожное время летит.

         И кто нам грядущие годы предскажет?!

         А мне бы – искриться да петь…

         Но так, чтоб в душе, как в строке моей каждой,

         Звенела солдатская медь!

А грянет набат, клокоча и скликая -

О многом придется забыть…

Так, видно, нам выпала доля такая,

Так, значит, нам вместе не жить.

         Когда я впервой - и навек - успокоюсь,

         И ты примиришься почти,

Тетрадку стихов, как забытую повесть

         О наших мечтах, перечти.

       1949.

 

                        НА ВЕТРУ

Встань на встречном ветру,

Словно юнга под шквалом.

И в широкую даль,

Не мигая, вглядись.

Видишь брезжащий свет

За волной перевала,

Разделившего юность

И зрелую жизнь?!

         Ветер бьёт нам в лицо,

         Ветер волосы треплет…

         Так давай же споём

О судьбе ветровой,

Чтоб сердца возмужали,

Чтоб руки окрепли,

Чтобы лучшие чувства

Мы взяли с собой.

Мы железных подков

Не храним на пороге.

Мы мятежное счастье

Находим в пути.

Нам задорные песни

Певать по дороге,

И, от ветра хмелея,

Идти и идти.

Нам жемчужную воду

Плескать у колодцев,

Припадать к ней губами,

Пригоршней черпать.

Нам бродить в лозняках,

Об осоку колоться,

Под пахучею хвоей

В лесу засыпать...

Освежай наши души,

Бушующий ветер,

Пой бодрящие песни,

Чтоб всяк подпевал,

Чтобы звали в огонь,

Чтоб никто не заметил,

Как взойдём мы с тобой

На крутой перевал!

Снова тянет откуда-то

            Запахом дымным.

            Слышишь – ветром доносит

            Порыв грозовой.

            Может, завтра же

            Хлынут свинцовые ливни

            И начнётся

            Последний, решительный бой.

Может, завтра всех нас

Канонадой разбудит

Захлебнувшийся кровью рассвет –

Значит, наша пора,

Нам идти, чтобы людям

Снова строить и петь

Через несколько лет.  

            Наше счастье не здесь,

            На домашнем пороге –

            Там, за днями тревог и невзгод –

            Впереди.

            Нам идти и идти,

            Проклиная дороги,

            Прославляя дороги,

            Идти.

И, конечно, как знать…

А случись, и не будет

Ни надгробных речей,

Ни поникших знамён,

Ни прощального залпа

Охрипших орудий…

И окопный попутчик

Не вспомнит имён. 

Только друг, услыхав,

Молча снимет пилотку.

И тревожная юность

Мелькнёт наяву,

Да свирепая ярость

Сведёт ему глотку,

Да кипящая капля

Падёт на траву.

Верю в то, что,

Натруженных век не смежая,

Сквозь железную мглу

К будням строек и книг

Он упрямо пройдёт,

За двоих сокрушая,

Чтобы вновь созидать

За двоих.

Так что если не петь мне

Раздольные песни, 

Не узреть надо мглой

Торжествующий свет,

Всё восполнит тогда

Мой упорный ровесник,

Тоже страстный романтик,

Чудак и поэт.

……………………………..

Встань на встречном ветру

Перед заревом алым.

И в широкую даль,

Не мигая, глядись.

Видишь брезжащий свет - 

Ясный день перевала,

Разделившего юность

И зрелую жизнь?!

Освежай наши души,

Бушующий ветер,

Пой задорные песни,

Чтоб всяк подпевал,

Чтобы звали в огонь,

Чтоб никто не заметил,

Как взойдём мы с тобой

На крутой перевал!

     1949.

 

РОВЕСНИКАМ

Рей, наша молодость, как буревестник,

И на нелегкий удел не досадуй!

Празднуй сегодня, товарищ ровесник,

Можно сказать - нам «на третий десяток»!

             В своре подростков – не помню когда там -

             кто сорванец, кто - задира завзятый.

             Если не верить мелькающим датам,

             Можно ль подумать, что третий десяток?

Годы летящие (вот уже август!)

манят куда-то и чем-то грозят нам.

С тихими думами смешана радость –

грустно и весело! Третий десяток!

             Нам ли взирать на судьбу боязливо!?

             Всё, что не отдано, всё, что не взято -

             сделаем вместе в самый счастливый                               

             (хочется верить!) третий десяток.

Стой под ветрами, от счастья хмелея!

Вытравь из сердца недобрый осадок.

Кто там о прожитых годах жалеет?

Самая молодость –  третий десяток!

     1949.

 

ИСПАНСКОМУ   ДРУГУ

Едва ли мне больше десятка известно

из слов твоего языка.

Ты понял меня по знакомому жесту –

упрямый кулак у виска.

             И общий язык мы искали недолго.

             Наверно, подобные речи держали

             Рубен Ибаррури, убитый у Волги,

             и дравшийся на Гвадарраме волжанин.

Ещё не забыты былые обиды,

и требуют жертвы сурового мщенья.

Руины Толедо и камни Мадрида

давно уже ждут твоего возвращенья.

             Я мог бы забыть о Гренаде, влюблённый

             в разливы пшеницы да в рокот станков.

             Но нет – не линяют на наших знамёнах

             наплывы от крови твоих земляков.

Я мог быть доволен: Россия - большая!

И солнцем, и ветром, и песней богата.

И может, единственно, что мне мешает,

так это невзгоды испанского брата!

              Покуда  в застенках твои камарадас,

              пока каудильо над ними глумится,

              сдаётся тебе, что и радость не в радость,  

              и тяжко на сердце, и ночью не спится.     

И просится сердце  в кастильские горы,

где гасят костры на коротких привалах,

где вновь автоматы ведут разговоры,

к надёжным ребятам, к ребятам бывалым.

              Так пусть же знамёна взметнутся, как пламя.

              Мы тоже испанские песни поём.

              Мы стяги Мадрида  храним под чехлами.

              Мы ваших друзей на поверку зовём.

А их  - миллионы, простых и безвестных.

Несхожи, как лица, у них языки.

Но ты их узнаешь по твёрдому жесту

приподнятой в братском салюте руки.

                                                1950.

 

БЕЗРАБОТНЫЙ

Здесь – не Бродвей! Квартал укутан плотно

В глухую тьму, а в ней торчит, как встарь,

Как твой двойник - такой же безработный –

Сутулый с тёмной головой фонарь.

           А ты опять пристроишься напротив.

           Тебе, герою той войны, опять

           Стелить картонки, кутаться в лохмотья

           И на постылом тротуаре спать.

В яванских джунглях глупо лез под пули

И верил по наивности души

Своим божкам, а те и в ус не дули,

Те только загребали барыши!

             В стране, что вся на ярмарку похожа,

             Где человек - недорогой товар,

             Ты сам себя за корку – не дороже –

             То в розницу, то оптом продавал.

И вот – ночёвки под чужим забором,

Собачий холод, уличная грязь…

Не тот ли это самый рай, который

Сулили ветеранам, не скупясь?

             Не дом, не угол, не трущоба даже –

 Весь белый свет теперь твоё жильё!

 И по ночам туберкулёзный кашель

 Бросает в жар, в озноб и  забытьё.

Но память вновь отыщет нить событий,

И повторится всё в полубреду:

Арест трёх негров-грузчиков, и митинг,

И стачка солидарности в порту.

Потом – расчёт. И сразу – угол отнят.

Голодный и в одёжке налегке,

Ты после тщетных поисков работы

Уснул в каком-то грязном тупике.

И лишь потом узнал, что в чёрный список

Был занесён властями, раз бунтарь.

И в дни невзгод буквально самым близким

Стал ему  этот уличный фонарь.

Что ж! Был расчёт, так будет и расплата!

Ведь господам не деться никуда!

Ты хорошо запомнил, что когда-то

Болтались на верёвках господа.

И пусть трясёт горячка сквозь дремоту.

Что ж! Ты живуч, ты дьявольски упрям,

Ты не подохнешь, ты найдёшь работу

Себе и этим старым фонарям.  

     1951.

____________________________________________________

 

*      *      * 

Стою под вспышками,

смиряя дрожь.

А мне: "Не слишком ли

ты много ждешь?!"

         И вдруг, как в оттепель,

         капель со щёк:

         "Ну что? Чего тебе?

         Чего ещё?"

Чего? Ей богу, мне

пока везёт!

Мне мало многого -

мне надо всё!

         Ты вся мне явлена –

умри, ханжа!

Но мне, как дьяволу,

нужна душа.

Мне мало ласк твоих,

и рук, и плеч,

и фраз истасканных,

и этих встреч.

И боли, сдавленной

до мятежа…

Мне, словно дьяволу,

нужна душа!

Без меры. Полностью.

Чтоб знать я мог

все тайны помыслов,

забот, тревог.

Открыться б, высказать...

Но ты пока,

такая близкая,

так далека!

Ты где-то в скорби вся,

как наобум,

бредёшь и горбишься

под грузом дум.

В тоске непрошеной

ты горше всех.

Делиться ношею

Совсем не грех!

Всё надо вынести

в пути крутом.

А радость близости

ещё не в том!

Не в тех объятиях,

что вспыхнут вдруг -

в простом пожатии

надёжных рук.

Не в той - беспамятной -

игре лица.

В сплетённых намертво

тугих сердцах!

         Увы, заплачено

            сполна всердцах

            за то, что начали

            мы всё с конца!

У всех превратностей

исход один:

в любви есть крайности,

но нет средин!

         Она не ветрена

            и не слепа:

            щедра со щедрыми,

            к скупым - скупа.

Ханжи и циники -

ничто пред ней.

Она - всесильная.

Себя сильней!

Она нетленна. Ей

на смерть - плевать!

Ей всей вселенною

повелевать.

И если плохо нам,

она спасёт -

но вместо многого

отдай ей всё!

 

 

*     *     *            

Всё чудится

(прости мне стиль возвышенный),

что плыл я по теченью без забот,

но вдруг настигнут бурей был

и - вышвырнут!

Как обессилевший матрос -

за борт!

Любовь -  что буря.

Налетит стремглав она!

Ты пробуешь перечить ей - да зря!

Уж раз она

в уютных самых гаванях

морским гигантам

рубит якоря!      

 

 

*     *     *                  

Совершенство не знает предела.

Я б вернулся назад с полпути.

Я согласен всю жизнь переделать,

Лишь бы вместе нам юность пройти.

Стань моим непоседливым гидом.

Протяни мне с улыбкой ладонь.

Проведи по тропинкам забытым.

Простотой и сердечностью тронь.

Вновь открой мне любую подробность

Полыхающей в сердце зари.

Возврати мне и дерзость и робость,

И восторженность вновь подари.

Новым смыслом наполни слова все.

Намекни, где от счастья ключи.

Обучи меня вновь целоваться.

Волноваться опять научи.

Ты -  как ветер, который из тленья,

Из углей воздымает огни.

Помоги мне найти обновленье.

Вдохновенье мне в душу вдохни.

 

 

*     *     *                         

Пусть чиновная свора бесстрастность возводит в обычай,

Пусть умеренный нрав у моих сослуживцев в чести,

Я - плохой дипломат и притворных придворных приличий    

Столько лет не могу научиться блюсти.

Все порывы души пожирает тупое довольство.

Постны лики матёрых кликуш и ханжей.

Как смешон, кто сберёг это милое детское свойство -

Говорить напрямик, а влюбляться - так в раз до ушей!

Ты боишься, что я упиваюсь тобой всё сильнее,

Что лавину не сдержишь гнилыми подпорками лжи.

Разве это порок, если я до сих пор не умею

В полнакала гореть и любить в полдуши?

Я в любви, как в стихах, изъясняюсь на редкость коряво,

И сравненья мои не ласкают изысканный слух:          

Как ни терпок рассол, только та же хмельная отрава

Исцеляет на утро свирепый мужицкий недуг.

Ты напрасно меня осторожно к сюрпризам готовишь,

Чтоб спасти от беды, от опутавших сердце тенёт.

Тут бессильна разлука. И только твоя же любовь лишь,   

Помрачившая разум, мне ясность сознанья вернёт.

 

 

*    *    *                      

Ни зависти, ни зла нет.

Как спячка, суетня!

Приди хоть ты, тщеславье,

Растормоши меня.

         Податься ль в Геростраты

Или, умерив прыть,

Нагресть на грудь награды,

Карьеру сотворить?

Да разве что-то стоят

Медали да чины

Перед одной звездою

Такой величины!?

 

 

*    *    *                   

Против ожидания

Подошли не в срок

Заморозки ранние -

Тоненький ледок.

         Стала песня грустною

         Тоже неспроста.

         Словно льдинка, хрустнула

         Хрупкая мечта.

Росами простужено,

Лето отошло.

Кто ещё был нужен нам?

Раз вдвоём тепло!

         А теперь – никто тебе.

         Сам ты – никому.

Будет даже в оттепель

Зябко одному.

Пусть мороз уж лучше бы

Драл, как сто чертей!

Холодок бездушия

Лютых стуж лютей.

 

 

*    *    *    

И в зной, и в стужу ледяную

Я, улетая в край иной,

Мучительно тебя ревную

Ко всем оставшимся с тобой.

         За всё и вся, за вечер звёздный,

         За день прозрачно голубой,

         За воздух душный иль морозный,

         Вдыхаемый сейчас тобой.

За свет твоих широких окон,

За серебристый голос твой,

За право от тебя о многом

Услышать первым и впервой,

         За всё, к чему ты хоть причастна,

         За каждое мгновенье дня,

         За то, чем ты живёшь всечасно,

         Вдали оставшись без меня…

А мне придётся, - как ни сетуй! -

Курьеров с почтой торопя,

Копить по письмам да газетам

Скупые вести про тебя.

         Да тормошить едва прибывших,

         Да провожая, слать привет,

         Как будто я тебя не вижу

         Не двадцать дней, а двадцать лет.

Да ликовать, когда до слуха

Дойдёт твоя живая речь…

Но чем свинцовее разлука,

Тем светозарней радость встреч!

         Я счастлив, что в разъездах дальних

         Могу, волненья не тая,

         Робеть при мысли о свиданьях

         И всё же знать, что ты - моя!

Явись мне вновь и вновь исторгни

Все восклицанья торжества!

Тебе - мой сон, мой лепет вздорный,

Тебе - раздумья и восторги,

Моя любовь, моя Москва.

  Сан-Хосе, 1972.           

 

                  

*    *    *

Всех женщин в памяти перекликая,

Я трижды поклонюсь тебе одной:  

Спасибо, что ты есть! Что ты – такая!

Благодарю судьбу, что ты со мной.

        И в час, когда пойдёт за горизонт всё,

        Утешусь тем, как были мы близки. 

        Да напоследок облака от солнца,

        Гадая, оборву, как лепестки.

________________________________________________

 

 

*     *     *                        

Мне этот косный мир взорвать бы разом,

Испепелить всё пакостное в нём,

А не ржаветь вот так, немым фугасом,

Пока я сплошь страстями начинён.

Во мне тротил гремучей силы собран.

Так почему же стынет слов металл?

Кем обезврежен я? Нет - "обездобрен"!

Кто выкрал мою юность, мой запал?

Зелёный пламень трав поднялся круто,

А мой огонь всё преет, не почат.

Но вдруг и мне почудится, как будто           

Стучат часы взрывателя. Стучат!

И слышатся разрывы. Близко-близко!

И будоражат песней огневой…

Дай мне взаймы всего крупицу искры!

Тепло и свет - я всё верну с лихвой.

 

 

*     *     *

В калейдоскопе, в суете событий

Трудом ты жил и даже в чём-то рос.

Крупицы пользы людям... Чтоб добыть их,

Ты все отдашь, ты весь пойдёшь в разнос.

А сам себя пытаешь обречёно -

Змеится червь сомнений в складках лба:

Небесполезной или вдрызг никчёмной

Вдруг обернётся вся твоя судьба?

В наш век со справедливостью – не очень…

Но верь в одно, стеная и скрипя:               

Зачтётся всё, что для живых и прочих,

Но в минус – то, что только под себя.               

И если день сегодня праздно прожит,

Ты зря считаешь это пустяком.

Ведь завтра так внезапно подытожит

Всё, что ты сделал в жизни. Целиком.

                  

 

Друзьям

Ваши фотографии листаю я.

Как мне несказанно повезло

Встретить вас в потёмках мироздания —

Всем шальным случайностям назло!

В бесконечности такой огромной,

В дебрях континентов да веков

Разминуться — это ж просто норма!

Затеряться — пара пустяков!

Каждое знакомство будто искорка.

Ну, а дружба — самый яркий знак.

Звёздное свечение, воистину

Прорезающее всякий мрак!

Не пора ль счастливо удалиться мне?

Вы – навечно мне бесценный клад!

Голосами вашими да лицами —

Чем ещё был этот мир богат?!

А пока звоните и пишите мне.

Не бросайте! Что ещё страшней?

Жутко стать последним долгожителем

В темени кромешной — без друзей.

 

 

ДРУЗЬЯ  НЕ  УХОДЯТ

Друзья не уходят. Они остаются без спроса.

Они неразлучны с тобой - даже смерти назло!

У всех катафалков скрипуче стенают колёса.

И жизнь начинает казаться дурным ремеслом.

Друзей не вербуют, но всё воздаётся сторицей.

А дружба мужская не требует клятв и порук.

Не знаю, как часто там истина в спорах родится,

Но именно в спорах родится надёжнейший друг.

Друзей не скликают. Они появляются тотчас.

Как будто всё знали. Себя и других торопя.

Без всяких звонков и запросов. Без рангов и отчеств.

Не ведая даже, что тем поднимают тебя.

Друзей не хоронят. Они остаются как совесть.

Не им ли она и обязана тем, что жива?

Под взглядом друзей коченеешь, нагой и босой весь.

Они не услышат твоих оправданий слова.

Ты, может быть, что-то другое потом не припомнишь.

Но взоры умолкших друзей, как наказы от них…

Друзья не уходят – бросаются молча на помощь!

Чтоб выручить тех, кто в беде - кто остался в живых.

 

 

*   *   *

                         Дмитриевым

Я с годами стал сентиментальней.

На восьмой десяток перелез!

Потянуло в жар исповедальный.

Засвербило ветром странствий дальних.

Ностальгия! Времени — в обрез!

Впопыхах прокручиваю ленту.

Сладковат воспоминаний дым.

Манят вновь иные континенты.

Жаждaем общенья, как студенты.

Липнем к поколениям иным.

Ах, как редко вспыхивают лица

Заживо затерянных друзей!

Только мне от них нигде не скрыться

И ни в чём другом не позабыться —

Разлетелись по планете всей!

Утешают, что ещё не вечер…

Только не могу принять одно,

Что на склоне жизни человечьей

Вдруг какой-то мимолётной встрече

Стать последней будет суждено.

Люди вдруг взмывают, будто птицы,

Исчезая навсегда из глаз…

Я давно постиг, что время мчится.

Не волнуйтесь — я готов проститься.

Только бы обнять мне вас

Хоть раз!

 

 

*   *    *

Умереть хочу я мигом -

Был и не был!

Ни погоста, ни поминок –

Дымом в небо.

Умереть хочу я быстро.

Не в постели.

Коротка ты, жизнь, как выстрел

Мимо цели.

Умереть хочу я просто.

Позже ль – раньше ль.

Без некролога, без тостов –

Меньше фальши!

Чтоб родня по мне не выла,

Не галдела.

Лишь бы сыну-другу было

Что доделать!

Умереть хочу я просто –

Был и не был!

Ни поминок, ни погоста –

Дымом в небо.

 

 

ДОБРИНКА

Прожить бы жизней сто! А что особого?

Но будь сыта и крохой, голытьба!

Единовременная, как пособие,

Дана – и то не каждому – судьба.

         Да к ней в придачу, как тоска извечная,

         Дарована обманщица-мечта:

         Мол, жизнь твоя, как сполох, скоротечная

         Ещё не та, ещё совсем не та!

Мол, каждая из грёз твоих могла бы

Стать былью и ещё одной судьбой.

Но поздно! Липы тянут в окна лапы

Уж не тебе, а тем, кто за тобой.

Что, уходя, оставишь ты на свете?

Пяток деревьев. Да нескладный дом.

Да два упоминания в газете.

Да груду дел, что вечно - на «потом»...

Но искорка добра должна остаться!

Щедра, как сон, и трепетна, как дрожь,

Пойдёт добринка по сердцам метаться,

И ты в улыбке друга оживешь.

 

 

СЫНУ

В дверях – каникулы гурьбой!

И ёлка вся в наряде.

И новый год перед тобой,

Как чистый лист тетради.

Ты перечёркивать привык,

Переправлять повыше.

Да только жизнь – не черновик.

Её не перепишешь.

 

 

*    *    *

Я пил Швейцарию глазами.

Глотал крутых вопросов тьму.

Она - как тягостный экзамен

Мне и народу моему.

Чем больше пил, тем пуще жаждал.

Да от красот хмелел слегка.

И всё-таки мыслишкой каждой            

С Россией остаюсь пока.

С её природою увечной.

И с жизнью – где-то за чертой!      

И с вековой, нечеловечной

Её духовной маятой.

         А ты, хоть нищенствуй, хоть царствуй,

         Хоть перекрасься впопыхах,                   

         Кого-кого, а уж швейцарца

         Не выйдет из тебя никак!

   Монтрё,1993.

 

 

У  "СИКСТИНСКОЙ  КАПЕЛЛЫ"

От восторга люди не излечатся.

Дерзок был художник, но и прав!

И стоит веками человечество,

К этим высям головы задрав.

  Рим,1993.

 

 

*    *    *

Черепичный город Лиссабон.

Весь открытый и штормам, и бризам…

Всю Европу прикрывает он.

Всей Атлантике бросает вызов.

   1990.

__________________________________________

 

*      *      *

К.У. Черненко

Звания, медали, ордена…

Для чего вся эта вакханалия?

Дела, а не треска ждет страна.

Ожиданья быстро доконали Вы.

         Захотелось, видно, жить по-прежнему,

         А не скромной жизнью трудовой.

         Жить опять по Брежневу, безбрежному

         В жалком любовании собой.

Русью уже трижды это пройдено.

Что важней - казаться или быть?

Делать вид, что тебя любит Родина,

Или делом Родину любить?

         Кто же дело на награды выменял?

Грудь в медалях – труд не по плечу!

Лучше б Вам равняться по Владимиру,   

А не Леониду Ильичу.

      1984.

 

НА  ВОСШЕСТВИЕ  ЦАРЯ  БОРИСА

Демократы победили вроде бы.

Подарили Родине пародию.

Безобиднейшим из наших зол

Царь Борис опять на трон взошёл.

В Угличе сработал он нетонко:

Чисто не сумел убрать мальчонку.

Но в Москве он стал потом шустрей:

Пачками рубил секретарей!

Победили демократы вроде бы…

Русь – простор для нищих и юродивых.

Им карающе  грозят перстом

И в слезах сажают на престол.

Смутным время на Руси бывало.

Видно, не хватало нам развала.

Вся Россия – чудная картина! –

Нынче под «эффектом Буратино»

   1990.

 

 

*   *   *

Мы живём, в очередях сутулясь.

- Кур дают?

- Двуглавого орла!

- Кто сказал «ни два, ни полтора»?

Это ж наш орёл - Борис-Бурбулис! -

Расправляет когти от добра…

 

Что вам куры? Курица – не птица!

У орла - и клюв, и взмах крыла!

Жажда крови в нём не умерла.

О четыре ока меньше спится,

Да втройне сподручнее напиться

В два горла!

   1992.

              

 

О НАШЕМ ЗАЧЕТЕ

Говорят, раз мы МГИМО закончили,

То с пелёнок дипломатов корчили.

         Мы же в МИД пришли, как в первый класс –

         Жизнь потом доучивала нас.

Ах, МГИМО! Ласкает душу звук.

Храм наук! Абстрактнейших наук!

Профессура только время тратила,

Не поднатаскав нас к бюрократии.

Погонять бы всех то вверх, то вниз –

Ведь бумаге ходу нет без виз!

Подучить бы нас держанью вилки,

Да и осушению бутылки.

Отсылая всех к родимой матери,

Военрук учил нас дипломатии.

За ничтожнейший проступок вздрючены,

Ремеслу проделок не обучены,

Мы одни – без блата, без родни –

Оказались всё-таки годны!

Институт? Да мы и век окончили!

         МИД и мир познали без прикрас.

Нам такое прочили-пророчили,

Но остались мы чернорабочими.

         (Жизнь ещё доучивает нас).

Времена не чересчур прекрасные

Судьбы наши – общую и разные –

Бросят в дебри века непролазные.

Сколько виноватых без вины

У разодранной в клочки страны!

Столько войн, так щедро льётся кровь,

Что кощунство – в рифму брать «любовь»!

            У одних – несметно: тыщи тыщ!

            А народ от тыщ свободен – нищ!

Не за то ль потомки (да и предки)

Влепят нам нелестные отметки?

            Выдюжить бы, ну, хотя б зачёт!

            Жаль, что время нас уже сечёт.

Но не ждите, не уймёмся сами мы!

И не скиснем, мерзости терпя.

В эти годы нет страшней экзамена,

Чем проверка самого себя.

             И хотя мы вовсе не геологи,

             Как песчинки, мы друг другу дороги.

Жить, дружить, и вкалывать, и рыпаться -               

Порознь нам никак нельзя рассыпаться!

             Не герои мы, а те, которые

             Тянут воз. А, может, повезёт:

             Злая привередница – история

             Выдаст нам спасительный «зачёт»?!